Детальная
22 Января 201615:00
7977 просмотров
Андрей Курпатов
Андрей Курпатов
«Методология мышления. Черновик»
«Методология мышления. Черновик» – работа, которая, по словам автора, призвана сообщить об очень простых вещах, по существу — об азах мышления. «Но, к сожалению, именно это и представляется главной проблемой, — отмечает А.В. Курпатов, — поскольку мало чем отличается от безрассудной попытки заглянуть под капот несущейся по автобану машины». В книге автор идет скорее путем рисования — а не рассказывания — чтобы показать читателю всю сложность и многогранность отношений реальности и мышления.

Мы представляем вашему вниманию своеобразное «краткое содержание» книги «Методология мышления. Черновик». Материал подготовлен Анной Квиринг.
Вводные соображения.

«Нейрофизиологический переворот».

«В скором времени, и этого уже нельзя отрицать, философ без нейрофизиологического бэкграунда, будет напоминать врача, который, имея на руках всю современную медицинскую технику, продолжает ставить диагнозы посредствам пальпации пульса. Мы уже больше никогда не можем рассуждать о природе реальности, игнорируя те данные, которые так скрупулезно и со всем тщанием собирает сейчас для нас нейрофизиология. Чем дальше, тем больше мы узнаем о фактических механизмах реконструирования реальности ("истины") нашим психическим аппаратом ("психикой"), да и механику работы самого этого аппарата — то есть, методологию мышления».

«По аналогии с "лингвистическим поворотом" и "когнитивной революцией", грядущие перемены можно было бы назвать "нейрофизиологическим переворотом" в науке о мышлении: неизбежно и даже вынужденно мы увидим предмет своего исследования радикально другим».

«Нейрофизиология не предлагает радикально новой теории и не отменяет наших прежних знаний о сознании, мышлении и психике. Она предлагает нам нечто большее — она создает карту исследуемого нами мира».
»
Основные концепты.
Единицей мышления является «интеллектуальный объект»

«Единицей мышления является интеллектуальный объект (операнд) — нечто, что создается психическим аппаратом, и приобретает для него и в нем некое специфическое значение».

«Процесс создания интеллектуальных объектов — является, по существу, основной психической функцией».

«...реальность является для нашей психики только "информационным поводом", все остальное она, как "хороший" журналист, додумывает сама».


«Интеллектуальная функция»

«Мы бесконечно оперируем внутри собственной головы этими операндами (интеллектуальными объектами), создавая, таким образом, новые и новые отношения между ними, и эти новые отношения, по существу, есть новые — производные от — интеллектуальные объекты. Причем, учитывая многоуровневость этого процесса, протекающего одновременно и последовательно на разных этажах психического, все интеллектуальные объекты являются такими "производными"».


Несовпадение «реальности» и «представления о реальности»

«Если бы мы обладали способностью воспроизводить реальность в себе такой, какова она есть на самом деле, то этого бы конфликта не возникало. Но это привело бы к тому, что в нашей голове (в мозге, психическом аппарате) наблюдалась бы эта самая реальность, что невозможно. В случае, если некая "карта" полностью совпадает с "территорией", она и является этой "территорией", то есть, уже не является "картой"».


Иллюзорность «реального» и «фактическая реальность»

«Мы пребываем в устойчивой иллюзии, что воспринимаемый нами мир реален (реален, по крайней мере, в том смысле, что мы воспринимаем своими органами чувств нечто реальное)».

«Да, исходные посылки реальны: на уровне рецепторного аппарата происходит непосредственный контакт нашей психики (психического аппарата) с реальностью. Но, во-первых, это настолько мизерный, частный, специфичный контакт, что его трудно оценивать как нечто действительно существенное и адекватное в рамках "отражения" реальности, а во-вторых, что еще более важно, у нас нет доступа к данным этого "контакта", потому что сам по себе, без отношения с уже существующим и предустановленным содержанием психического, он от нас скрыт».

«Все сказанное, впрочем, не только не отрицает наличие реального как такового (предположить это было бы и странно, и даже нелепо), а напротив — лишь доказывает реальность реального. И хотя мы не можем получить это реальное через восприятие (несмотря на то, что нам кажется, будто бы именно таким образом мы его и получаем), это не исключает возможности думать о реальном — "о том, что происходит на самом деле" — как-то иначе».

Методология мышления и реконструкция «фактической реальности»

«...мы можем — умозрительно, аналитически, логически — знать, что реальность существует. Мы можем знать это с достоверностью, несмотря на то, что мы не имеем к ней прямого доступа посредством нашего психического аппарата (последний лишь создает ее версии). Наше знание того, что она — фактическая реальность — есть, кажется очень незначительным. Но здесь важно понимать другое: именно таким образом мы видим, что это знание — адекватное реальности — возможно. А если такое знание в принципе возможно, то мы можем понудить свое мышление к тому, чтобы оно двигалось и дальше, создавая это — адекватное реальности — знание».

«В чем-то это — адекватное реальности — знание напоминает "представление о реальности", которое фактической реальности не соответствует. Более того, в каком-то смысле оно — это знание — конечно, тоже является "представлением", и мы должны об этом помнить, однако, нельзя таким образом об этом думать. Здесь есть существенное отличие: такое знание, которое мы называем здесь "адекватным реальности", является, по существу, не представлением о реальности, а ее реконструкцией».

«Возможность адекватно реконструировать реальность — это и есть то, что мы ждем от методологии мышления».
»
Часть первая: Фактическая реальность.
«Эффект реальности» и «эффект разрыва»

«Фактическая реальность дается нам только в разрывах, эпизодически, когда мы преодолеваем генерируемый нашей психикой "эффект реальности" — снимаем с себя эти розовые очки, и осознаем, что фактическая реальность всегда и совершенно определенно нам недоступна. Я бы сказал, что если мы и можем ощутить фактическую реальность, то только на кончиках пальцев, но схватить ее и удержать в кулаке невозможно».
»
Часть вторая: Интеллектуальные объекты.
Привнесение «сущностей» — эссенциализм

«... "угадывание сущностей" (а в действительности, конечно, их привнесение психикой во воспринимаемый объект) нейрофизиологи уже окрестили эссенциализмом (термином, использовавшим и ранее, но теперь приобретающим совершенно новое и специфическое звучание). В каком-то смысле, речь идет о "платоновском идея-лизме" — "стольности", "чашности" и т.д.».

«...Так или иначе, но привнесение "сущностей" в ее "объекты" является обычной и необходимой для нашей психики практикой».


«Сущности» как способ интерпретации содержаний

«...содержания обретают для нас свое значение не потому, что они исходно этим значением обладают, а потому что мы вносим в эти содержания наши значения, посредством присвоения этим содержаниям тех "сущностей", которые мы уже сформировали в себе, практикуя удовлетворение тех или иных собственных нужд ("потребностей", "необходимостей")».


«Эссенциальная сущность» и «инвариант»

«Вместе с тем, нам не следует смешивать понятия "эссенциальной сущности" и "инварианта". "Сущность" — это то, что именно усматривается нами в "интеллектуальном объекте", а точнее сказать — привносится в него. "Инвариант" — лишь тот способ, которым мы сводим разные содержания в угоду той или иной "сущности". То есть, это, по существу, два разных психических процесса».
»
Часть третья: Интеллектуальная функция.
Возникновение «интеллектуальных объектов»

«Для описания феномена "возникновения" интеллектуальных объектов в нейрофизиологии принято понятие "ага-стимула" — когда некое неоформленное еще "нечто" складывается в объект, по отношению к которому уже возможно какое-то отношение [В.Шульц]. Всякий интеллектуальный объект, ставший элементом нашего мышления, прошел через эту фазу "ага-эффекта" (как правило, огромной серии соответствующих реакций)».

«При этом, сам данный "ага-эффект" есть ни что иное, как результат соотнесения уже существующих в нас интеллектуальных объектов, с теми, что только возникают в нашем мозгу в момент, собственно, этих самых "ага-стимулов". То есть, сам процесс возникновения интеллектуального объекта, есть результат работы интеллектуальной функции».


Мир интеллектуальной функции

«... на всех уровнях психического — и элементарного восприятия, и самого сложного интеллектуального рассуждения (по крайней мере, такое различение предложила бы нам традиционная "общая психология") — осуществляется одна и та же интеллектуальная функция по образованию (воссозданию в пространстве нашей психики) интеллектуальных объектов: мы их идентифицируем как объекты (из множества раздражителей возникает нечто — некая "штука"), которая далее соотносится с тем содержанием психики (другими интеллектуальными объектами), которые в ней уже есть».
»
Часть четвертая: Мышление.
Феномен «отношения»

«Каким образом интеллектуальная функция оперирует интеллектуальными объектами? Чтобы понять это, необходимо уяснить для себя сущность феномена "отношения". Два абстрактно взятых объекта не находятся друг с другом в отношении, они могут быть лишь нами в него поставлены, но "быть поставленным в отношения с чем-то" — не то же самое, что быть в отношении».

«.. когда мы говорим об отношении, мы всегда говорим о некоем результате, о том, что происходит в связи с этим отношением, а не об отношении самом по себе».


Ограниченность поля мышления

«Все, что может предложить нам наша "рабочая память" (то есть, тот вид "памяти", который отвечает за одновременное рассмотрение нами интеллектуальных объектов) — это три-четыре единицы. Иными словами, мы не можем мыслить одновременно более трех (или четырех) интеллектуальных объектов [Н.Кован]».
  
«Мы можем одновременно держать в уме семь (плюс-минус два) объектов [], однако, когда мы говорим о мышлении, мы говорим не только о самих объектах, но и об отношениях между ними, которые, в свою очередь, тоже являются интеллектуальными объектами, а потому все это необходимо суммировать».

«Таким образом, поле нашего мышления чрезвычайно узкое, и выйти из этого положения можно лишь усложняя объекты мышления, создавая их более массивные агрегации».


Мышление как усложнение интеллектуальных объектов

«Когда мы говорим, что "стремимся к пониманию" чего-либо, мы, на самом деле, сообщаем о своем намерении найти интеллектуальный объект, который будет решением той задачи, которая на данный момент нас занимает. Для этого мы сводим в поле нашего сознания, например, два интеллектуальных объекта, и ищем то отношение между ними, которое "примирит" их в рамках определенного "понимания"».


Фактическая реальность и проблема производства «нового»

«... мы никогда не можем породить в себе что-то принципиально "новое", различить это принципиально "новое" во внешней среде, увидеть его, так сказать, незамутненным взором. Это "новое" всегда будет преобразовано нашей интеллектуальной функцией через отношение с наличным содержанием психики, то есть оно будет неизбежно и, если так можно сказать, активно нести на себе "генетический" груз уже существующего в нас содержания».

«Постоянное прерывание — отказ от веры в "уже известное" и его намеренное, целенаправленное переосмысление, агрессивное отбрасывание существующих способов оценки и восприятия, активное обнаружение противоречий и парадоксов "на ровном месте" — таков подход, который необходим нам в исследовании фактической реальности».
»
Часть пятая: Радикализация.
Проблемы мышления

«Во-первых, мы склонны неоправданного доверять таким фикциям как "я", "сознание", "наблюдатель", "граница" и т.д., что заведомо искажает наши фактические отношения с реальностью».

«Во-вторых, мы не отдаем себе отчет в том, что фактически можем думать только "что-то", и никогда "о чем-то", а потому ошибочно принимаем фальсификаты (то, что мы "думаем о" чем-то) за то, что происходит на самом деле (когда мы "думаем что-то")».

«В-третьих, мы не замечаем постоянной диссоциации фактической реальности. Диссоциация возникает, когда мы пользуемся фикциями и фальсификатами, выделяем стороны отношений, допускаем, что что-то может быть дано нам вне отношения, в котором (и только) оно, в действительности, становится и есть, и т.д».

«В-четвертых, мы, зачастую, только думаем, что мы думаем, хотя, на самом деле, мы лишь прокручиваем в своей голове некие интеллектуальные объекты, не совершая при этом никакого целенаправленного действия (то есть, не решаем никакой фактической задачи)».


Возможности мышления

«Впрочем, радикализируя мышление, мы не только обнаруживаем представленные "проблемы", но и огромные возможности мышления — как специфического процесса, составляющего работу всей нашей психики».

«Во-первых, мы должны осознать, что, несмотря на все возможные оговорки, фактическая реальность никаким образом не скрыта от нас...».

«Во-вторых, поскольку фактическая реальность не скрыта от нас, наша интеллектуальная функция способна реконструировать реальность, постоянно сверяясь с ней. В области представлений о реальности, мы способны порождать любые, а потому (и в первую очередь) ложные (не соответствующие фактической реальности) интеллектуальные объекты. Однако, освоив целенаправленное вопрошание, наша интеллектуальная функция неизбежно будет обнаруживать зоны сопротивления фактической реальности».

«Посредством этой, образно говоря, эхо-локации, мы можем реконструировать фактическую реальность, создавать соответствующие ей интеллектуальные объекты. Именно поэтому так важен для нас вопрос — "что происходит на самом деле?". Да, мы не можем ухватить фактическую реальность, но по этим, образно говоря, отзвукам, мы сможем создать, условно говоря, ее "слепок". И пусть это только "слепок" реальности (мы никогда и никаким образом не получим реальность как таковую), но по этому "слепку" мы теперь можем ее корректно реконструировать».

«В-третьих, радикализируя собственное мышление, мы учимся мыслить несодержательно...».

«В-четверых, осознание единства фактической реальности, позволяет понять, что выделяемые нами отдельные "интеллектуальные объекты" и "отношения" между ними — есть, по существу, конечно, волюнтаризм нашей интеллектуальной функции».

«Отношение — базовая вещь, но она дана нам всегда как результат — фактический интеллектуальный объект, в котором это отношение реализуется».
»
Часть шестая: Реконструкция.
Неспецифическая интенция

«...работа интеллектуальной функции лишена всякого смысла, если в нас нет некой озадачивающей озабоченности, определенной настроенности на какой-то результат, если, условно говоря, перед ней не поставлена какая-то фактическая задача...».

«...не так важно, что конкретно мы ожидаем найти, важно само наличие этого неспецифического ожидания (неспецифической интенции). И да, мы должны искать нечто, что примерно отвечает поставленной задаче, а реальность уже, так или иначе, даст нам о себе знать».


Фактическая озадаченность

«Мы при всем желании не способны видеть всего, видеть все это четко, а еще и хорошо осознавать то, что мы видим. В действительности, наше "восприятие" больше заинтересовано в том, чтобы создать непротиворечивый образ реальности, нежели воспроизводить его точно и, тем более, осмысленно».

«Подлинная озадаченность (фактическое вопрошание), иными словами, возникает в нас только в том случае, если мы, образно говоря, отказываемся верить своим глазам и утверждаем собственное незнание. В противном случае, мозг тут же предложит нам массу интеллектуальных объектов — "теорий", "представлений", "соображений", "аналогий" и т.д., — которые, вроде как решают наш вопрос, отвечают на него».

«Все наши представления о мире (думание "о"), в отличии от активной и направленной реконструкции фактической реальности (думание "что"), решают главную задачу интеллектуальной функции — видеть мир понятным и непротиворечивым».

«Сократ, впрочем, решал эту задачу проще — он создавал эту внутреннюю озадаченность, необходимую настроенность на поиск нового интеллектуального объекта, исходя из абсолютно "надуманного" (как и всякая подлинная реконструкция) тезиса — "Я знаю то, что ничего не знаю". И именно с этого должно начинаться работа интеллектуальной функции, когда мы приступаем к решению любой задачи — с этой фактической озадаченности».


Противоречие

«Интеллектуальная функция всеми возможными способами борется с противоречиями — замазывает "слепые пятна", дорисовывает "недостающие детали", находит объяснение любым парадоксам и совершает самые изощренные глупости, только бы не озадачиться, не начать работать и не утруждать себя [Д.Канеман]. Поэтому для эффективной работы интеллектуальной функции, мы должны постоянно и намеренно ставить ее перед парадоксами и противоречиями. Мы должны вынуждать себя думать, что мир вокруг нас вовсе не так понятен, как нам может показаться, мы должны обрекать себя на вопрошание».
»
Часть седьмая: Методология.
Методология «общая» и «частная»

«...под "общей" методологией мы должны понимать саму логику работы интеллектуальной функции, а последняя продиктована ничем иным, как нашим психическим аппаратом. Соответственно, "общая" методология дает нам представление о том, каким образом, в принципе, возникают интеллектуальные объекты, как они взаимодействуют в рамках мира интеллектуальной функции, а так же о том, что такое фактическая реальность, чем наши представления о реальности отличаются от реконструкции фактической реальности, и какие требования должны предъявляться к интеллектуальной функции, чтобы обеспечивать корректную реконструкцию того, что происходит на самом деле».

«Однако, если мы ставим перед собой, как уже было сказано, практические задачи, одного знания "Метода", конечно, недостаточно. Соответствующий метод должен быть трансформирован под ту или иную содержательную сферу...».


Специфичность инвариантов и универсалий

«...давайте представим себе работу мозга как некую матрицу закономерностей, то есть не как систему каких-то конкретных нервных путей, областей мозга или нейронных ансамблей (хотя это, как раз, очень важно понимать на начальном этапе нашего исследования), а именно как некую логику протекающих в нем процессов. Для того, чтобы выразить эту логику, нам необходимы следующие инварианты: "интеллектуальная функция", которая описывает все возможные операции в рассматриваемой системе, "интеллектуальный объект", под которым мы понимаем любую единичную целостность, выделяемую нами в этом пространстве, а также "сущность", которая нужна нам как раз для того, чтобы соответствующие "интеллектуальные объекты" выявлять».

«Но одних только инвариантов нам, конечно, недостаточно, и мы прибегаем к универсалиям — неким способам выражения, которые позволяют нам как-то представить эти инварианты в каждой конкретной ситуации. Например, мы говорим, что сущность "несодержательна", но "специфична", а интеллектуальный объект, например, "массивный" и представляет собой как-то организованное "множество", и т.д.».


Уровни реконструкции

«...когда мы оказываемся в содержательном, "наблюдатель" снова появляется на авансцене и здесь от него не уйти. Нам необходимо концептуализировать понимание, полученное нами в процессе реконструкции фактической реальности, а точнее сказать, мы должны преобразовать его в некую форму, чтобы оно стало доступным для трансляции другим носителям обобщенного мира интеллектуальной функции. По существу, "наблюдатель" — это тот, кто объясняет другим то, что стало ему известно в процессе реконструкции реальности. Он, как бы, автоматически занимает особое положение как в отношении того, что он узнал, так и в отношении к тем, кому он это знание собирается транслировать».

«...Поскольку действительный, условно говоря, переход интеллектуальных объектов из одного индивидуального мира интеллектуальной функции (например, мой) в другой (например, моего собеседника) невозможен, то мне только кажется, что я могу занять позицию "наблюдателя", который, с одной стороны, как бы знает нечто, а с другой, имеет действительного кого-то, кому он это свое знание может (и пытается) передать. На самом деле, этот — второй "субъект" данной "коммуникации" — является лишь таким интеллектуальным объектом в моем же интеллектуальном пространстве, то есть, грубо говоря, все и всегда происходит внутри одной головы».

«Так что, если я и нахожусь в позиции "наблюдателя", то наблюдаю, с одной стороны, за своим знанием (мой интеллектуальный объект), с другой стороны — за своим же представлением о другом "субъекте коммуникации" (мой интеллектуальный объект). Иными словами, я не передаю свое знание кому-то, а лишь достраиваю в себе еще один уровень реконструкции реальности, на котором теперь есть не только сама реальность, но и я сам (как ее "наблюдатель") как-то коммуницирующий с моим "собеседником", "читателем", короче говоря, с потенциальным, но всегда, образно выражаясь, виртуальным реципиентом моих идей».

«То есть, это реконструкция фактической реальности как бы вторичной выдержки: первый раз я ее, образно говоря, ферментировал содержанием, что наложило на нее соответствующие содержательные ограничения, а во второй раз (на третьем уровне реконструкции) я добавил в нее еще и два сильно влияющих на нее интеллектуальных объекта — "себя" и моего потенциального "собеседника". При этом, понятно, что речь идет, во-первых, об одной и то же фактической реальности, но взятой как бы по-разному, во-вторых, все эти три уровня реконструкции имеют свои, если так можно выразиться, собственные, специфичные "сущности", в-третьих, сам "объект", в конечном итоге, представляет собой все эти три уровня реконструкции фактической реальности, взятые вместе».


Рекурсивность интеллектуальной функции

«Впрочем, всегда нужно помнить, что создаваемые нами реконструкции фактической реальности тяготеют к превращениям в представление о реальности. Та, условно говоря, схема, которая возникает в момент активного исследовательского поиска (интенсивной и целенаправленной работы интеллектуальной функции) иногда даже как "озарение" (мощное ага-переживание) и позволяет ухватить и организовать все содержание исследуемого явления (интеллектуального объекта) в рамках некой модели, в действительности, имеет срок годности. После того, как эта новоявленная "схема" (модель) отработает как способ взаимодействия с фактической реальностью, она же, по существу, становится и его частью, растворяется в нем».

«Когда Чарльз Дарвин формулирует идеи "эволюции" и "естественного отбора", это позволяет ему, имея "на руках" эту реконструкцию фактической реальности, увидеть через эту реконструкцию, эту своеобразную призму весь биологический мир. Но когда эта призма становится неотъемлемой частью наших представлений о реальности, когда сам этот способ видения превращается в еще одну "научную теорию", она сама начинает диктовать нам некую новую логику отношений с фактической действительностью. Она как мощный интеллектуальный объект, создающий своего рода гравитационное поле в интеллектуальном пространстве, как бы перекраивает реальность под себя».

«Разумеется, все это достаточно условно, но безусловным фактом является то, что теперь — измененная так — конфигурация нашего интеллектуального пространства уже сама по себе является фактором некоего системного внутреннего искажения. Мы превращаемся как в заложников этого знания, которое прежде, образно говоря, открывало нам глаза на происходящее (на самом деле), а теперь уже не обладает прежней силой "прозрения", не вызывает прежнего эффекта осознания (видения). То есть, в каком-то смысле, став частью мира нашей интеллектуальной функции, эта реконструкция как бы теряет и свою прежнюю силу — девальвируется, профанируется, превращается в "очевидность", выпадающую таким образом из фактической работы интеллектуальной функции как таковой».

«Вот почему так важно понимать, во-первых, необходимость перманентно осознавать несоответствие представлений о реальности самой фактической реальности, а во-вторых, абсурдность попыток найти "окончательное знание", прийти к "последнему ответу", "познать что-то навсегда". Наш интеллектуальный аппарат, по самой природе, исследовательский инструмент, а не устройство для производства и хранения вечных и окончательных истин. Подвергать свои представления о реальности постоянному сомнению, регулярному пересмотру и радикализации — это в высшей степени важная задача. То, что, вдруг, стало казаться нам "таким понятным", "таким очевидным", в действительности, просто утеряло контакт с фактической реальностью. И поэтому мы, понимая это методологически, должны прибегать к этой постоянной и целенаправленной рекурсивной способности нашей интеллектуальной функции — способности возвращается к пройденному и пересматривать его заново, в каком-то смысле — буквально переделывать».

«Новая "схема", новое "прозрение", возникающие при таком подходе — через сомнение, вопрошание (о том, что происходит на самом деле) и радикализацию, — вовсе необязательно отменяют предыдущее знание, признают его полностью ошибочным, развенчивают как ложное. Но совершенно точно — этот новый взгляд, обусловленный нарождением новой реконструкцией фактической реальности, заставляет нас и само это устоявшееся знание увидеть теперь иначе».
»
Заключение.
«...нам не следует думать о методологии просто как о "методологии познания", или даже о "методологии мышления" как такового (в общепсихологическом смысле). Мы должны понимать под методологией фактические способы создания инструментов, обеспечивающих нам наиболее эффективное взаимодействие с фактической реальностью. По сути, речь идет о способах создания таких интеллектуальных объектов, которые позволяют нам с максимальной эффективностью реконструировать фактическую реальность. Причем, именно сама успешность соответствующего методологического инструментария, используемого при решении конкретных задач, и является единственным критерием целесообразности той или иной модели реальности».

«Действительность — это всегда и только интеллектуальные объекты, а все, с чем мы в принципе имеем дело — это интеллектуальные объекты. Из этого следует единственный вывод: методология работы с интеллектуальными объектами — и есть наша цель».
»