Эскиз теории сознания: концепция психологики

За чертой парадигмы

Виктор Михайлович, на юбилейной лекции вы рассказывали о поворотном для вашей научной деятельности моменте — выступлении на научной конференции в конце 1970-х гг. Тогда вы представили экспериментально открытый феномен неосознанного негативного выбора. Что это за механизм, который решает, что осознавать, а что — нет?

На тот момент мы проводили группу экспериментов: предъявляли человеку для запоминания определенный набор знаков. Какие-то знаки испытуемый воспроизводил, а какие-то — нет. При следующем предъявлении показывали новые знаки и старые (как воспроизведенные, так и не воспроизведенные) ­— оказалось, что воспроизводимые ранее знаки человек вновь воспроизводит лучше, чем новые. А те, которые не воспроизвел, — хуже, чем новые. С этой закономерностью я столкнулся случайно. Затем мы провели серию других исследований, которые подтвердили полученные результаты. Я понял, что это ключевые факты: обнаруженный феномен проявляется не только в запоминании, но и в восприятии, решении задач.
Представленный феномен не вызвал у аудитории конференции никакой реакции. Позже вы поняли, что ваш экспериментальный результат вышел за рамки существующей парадигмы. С какими основными ее положениями ваши исследования противоречили?

Например, существуют несколько версий ответа на вопрос «Почему мы забываем?» [1, с.143].  Они противоречат друг другу, и может показаться, что единой парадигмы нет. Однако в той или иной мере эти версии повторяют друг друга. Говорят о том, что след стирается или он как-то мутнеет в результате появления новых знаков, которые надо запомнить. Но если я помню, что мне не следует вспоминать, то о стирании следа не может быть и речи. Сейчас модно говорить об ограниченных ресурсах человека. Но при чем тут ограничения, если выясняется, что я все равно помню то, что не могу вспомнить? Интерпретация обнаруженного феномена приводит к тому, что приходится иначе рассматривать и многие другие процессы, что вызывает у исследователей недоумение и даже раздражение.

Сознание в логике познания

Вы работаете над концепцией психологики, которая рассматривает сознание в логике познания. Какие теоретические и методологические принципы лежат в основе концепции?

Понимаете, мы поразительным образом даже в теории не отвечаем на вопрос, зачем живет человек. Существует позиция, что цель человека — выживание. На мой взгляд, это абсолютно обессиливающая концепция — многое становится бессмысленным.
Перейду к вопросу о методологических принципах. В психологии много допущений, которые ниоткуда не вытекают: у нас есть какой-то наблюдаемый факт, который мы интерпретируем странными терминами. Допустим, человек способен что-то сделать, например, я сейчас сижу на стуле. А почему я сижу на стуле? Потому что у меня есть способность сидеть на стуле. Объяснение психических процессов часто и идет в таком русле: почему мы воспринимаем? Потому что у нас есть способность к восприятию.


Получается, истинные причины процессов не называются?

Нет, они как бы называются: мы наблюдаем факт и объявляем, что у этого факта есть причина, наблюдаем другой факт — и объявляем, что у него тоже есть причина, но другая. Но это противоречит принципу простоты: не плодите сущностей превыше необходимости. Противоречит данному принципу и деление психических процессов на множество других. Ведь до тех пор, пока не доказано обратное, мы должны считать однородные явления как вызванные одними и теми же причинами. Подобная точка зрения непривычна даже для современных психологов, занятых изучением какой-то узкой области. В рамках таких исследований создаются лишь локальные теории и не рассматриваются более мощные процессы, которые проявляются при решении разных задач: восприятия, памяти, мышления. Поэтому у нас есть множество маленьких теорий, а общей теории сознания — нет.


И вы в рамках своей концепции пробуете создать общее видение?

Да, стараюсь увидеть картинку в целом. И кажется, что удается увидеть самые неожиданные пересечения разных психических явлений.


Например, какие это пересечения?

Ошибки в памяти, ошибки в вычислениях, опознание сигналов — это все разные задачи, но это ошибки. Каждый процесс имеет свою специфику, а закономерности их возникновения идентичны.


Какова эта закономерность?

Если информация, поступающая в сознание, не изменяется, то мы перестаем осознавать эту информацию. Так, если стабилизировать изображение относительно сетчатки, мы перестаем осознавать это изображение уже через 1–3 секунды. Если нам предъявить ряд знаков для запоминания и попросить удерживать их неизменными в сознании, у нас это не получится. Почему-то никто не обращает внимания на то, что это проявление одной и той же закономерности. Если вы работаете за компьютером, то наверняка замечали, что есть слова, в которых вы всегда делаете ошибки. Вы знаете правильное написание, но все же упорно ошибаетесь. Кстати, лучший, но не всегда действенный способ избавиться от такой ошибки — сознательно сделать ее, то есть напечатать слово ошибочно. Когда вы в школе считали в столбик, учителя наверняка говорили, что нужно делать проверку, чтобы избежать ошибок. Но как? Другим способом. Почему? Потому что если проверять тем же самым способом, то совершите ошибку в том же месте. Типы ошибок разные, но закономерности одни и те же.


Сознание дано нам в представлениях, и мы не имеем доступ к реальности только через наши представления о ней. Возникает вопрос о критериях познания. В психологике такой критерий — эмоциональный сигнал познающей системы после сличения на совпадение/несовпадение результатов работы двух независимых способов познания [2, C. 44]. Как именно работает познающая система? И как возникает этот сигнал?

Как возникает сигнал — не знаю. Если наша идея действительно верна, то этот вопрос следует задать физиологу. Наша задача показать, что сигнал работает и что при этом наблюдается. Согласно нашей точки зрения [1, с.148], этот сигнал неспецифичен: не привязан к конкретной задаче, то есть он только сообщает, что мы нашли какое-то решение, но не говорит какой именно задачи. Далее мы неким произвольным образом принимаем какое-то решение за правильное и начинаем действовать в этом направлении. Если не получается — переигрываем ситуацию. Неспецифичность сигнала позволяет в некоторых задачах обмануть человека: дать ему сигнал о решении одной задачи при решении другой. В исследованиях мы наблюдаем, что если человек решает одну задачу, а на неосознаваемом уровне мы ему одновременно предъявляем правильное решение другой задачи, то первую задачу он может решить быстрее, то есть он как бы уже не ждет сигнала о правильности своего решения. Этот сигнал по своей семантике напоминает эмоцию. Более того, он распространяется по всей познающей системе: говорит сразу многим структурам о том, хорошо или плохо они сработали. И почему-то этот сигнал субъективно переживается. Возникает проблема: как из механических, электрических, физических преобразований возникает субъективное переживание — здесь у исследователей объяснительный разрыв.

Получается, субъективное переживание происходит в момент осознания?

Думаю, что именно этот сигнал мы и осознаем. Далее идет сложный процесс: так как сигнал неспецифичен, я искусственным образом привязываю к нему какую-то информацию. Дальше при появлении этой информации у меня снова будет возникать тот же сигнал. И мы все время подпитываем себя этими сигналами, вся структура познавательной деятельности работает на подтверждение: я все время доказываю себе, что я прав. Это, конечно, противостоит принципу фальсификации науки. Механизм сознания работает на подтверждение. Мы всю жизнь доказываем самим себе, что мы именно такие, как о себе думаем.


Но если два независимых познавательных контура выдают ошибку, как в этой ситуации действует познающая система? Сглаживает противоречие?

Да, если противоречие попало в сознание, то происходит сглаживание когнитивного диссонанса. Сознание может и элиминировать это противоречие — отбросить как неверное [2, с. 46]. Но вот что получается: я могу долго отбрасывать противоречие, но сигнал-то об ошибке не перестает идти! Так даже может возникнуть депрессия. В какой-то степени такой сигнал связан с идеей совести. 

Исследования научной группы и междисциплинарность

Какие направления исследований проводит ваша научная группа?

Есть группа, которая занимается научением, особенно таким, когда мы сами не осознаем, что обучаемся. Изучаем разного рода обманки, в которые попадает сознание: перцептивные обманки — например когда человек не замечает изменений в картинке, обманки в памяти — например человек уверенно вспоминает фрагменты биографии, которых в реальности не было. Почему так происходит? Оказывается, мы в памяти и восприятии не воспроизводим, а конструируем мир. Кроме этого, мы исследуем, способны ли люди за пару секунд перемножить два трехзначных числа или переводить даты в дни недели. И получается, что правильные ответы даются так же часто, как при случайном угадывании, но при этом правильные ответы даются быстрее, чем неправильные. Значит, человек как-то отличает в таких задачах  правильные ответы от неправильных. 


Сотрудничаете ли вы с другими научными школами?

Конечно, есть коллеги, с которыми у нас есть взаимопонимание и сотрудничество несмотря на разные акценты в исследованиях. Проводим совместные семинары и встречаемся на конференциях с московскими, ярославскими, самарскими учеными. Мы сотрудничаем с Лабораторией психологии творчества Д. В. Ушакова в Институте психологии РАН. Участвуем в семинарах по имплицитному научению, которые в разных странах мира организовывает замечательный бельгийский исследователь А. Клирманс. Один из таких семинаров проходил у нас в Санкт-Петербурге.


Как вы считаете, продуктивны ли междисциплинарные исследования природы сознания?

Проведение междисциплинарных исследований — это хорошо. Однако если одна группа исследователей не понимает, что делает другая — получается ерунда. Вместе с какими учеными исследовать сознание? Физиологи обычно рассматривают сознание как состояние бодрствования, противоположное сну; философы — как нечто идеальное, противопоставляемое материальному; лингвисты — как нечто вербализуемое, а психологи — как нечто осознанное. Как в данном случае эти группы исследователей будут интерпретировать сновидение? Сновидения идеальны, более того, я их осознаю, хотя и не всегда, а герои моих снов разговаривают. Но все происходит во сне, то есть бессознательно? И все, исследование может зайти в тупик, потому что у ученых нет единой позиции. Для того чтобы междисциплинарное исследование было успешным, нужно обладать междисциплинарным умом: человек должен иметь знания в нескольких областях знания. Иначе все бессмысленно.


Как должны выстраиваться подобные исследования? Например, психологи создают концепцию, которую далее проверяют нейрофизиологи?

Да, в том случае, если мы формулируем конкретную задачу для физиологов. А для этого еще надо постараться четко объяснить, что нужно искать. Далее выясняется, что методический прием, который используют физиологи, накладывает ограничения: условно говоря, если кладем испытуемого в томограф, то он не может там сильно шевелиться и долго находится — значит, мы должны предложить ему для решения простенькие задачи. То есть с точки зрения методики, дизайна эксперимента нужно все продумывать совместно, а для этого — понимать друг друга. И еще один проблемный момент — это бюрократизация науки. Исследователь спешит опубликовать статью, ведь чем больше написал, тем лучше. Однажды я спросил западного коллегу о том, как лучше писать статью: представить обзор по конкретной проблеме или описать один эксперимент? Конечно, отдельный эксперимент: ведь тогда можно опубликовать больше статей. Такая гонка за показателями — страшная составляющая современной науки.

По законам сознания

Сознание — это запаздывающая структура, и есть экспериментальные данные о том, что мозг «принимает решение» на доли секунд раньше, чем человек это осознает. Возникает вопрос о свободе воли. Как вы подходите к этому в рамках эскиза теории сознания?

Проблемой свободы выбора сейчас мало кто занимается. Но если задуматься, она основополагающая, и мы не понимаем, как ее решить. Либо мы рабы мозга, в красивой формулировке Т. В. Черниговской, и безответственны за свои решения: мол, это не я делаю, это мозг делает. Либо у нас есть свобода воли, и мы можем отвечать за свои поступки, но тогда мы находимся в недетерминированном поле, которое выходит за пределы науки. Мне кажется, я нашел возможность  сохранить одновременно и детерминизм, и свободу воли, не впадая в противоречие.


Вы отмечали в своих работах [1], что ваша концепция описывает путь в области психологии сознания, а не результат. Но как скоро может быть представлен итог этого пути?

В рассуждениях, которые я представляю, есть много пробелов. У меня есть несколько гипотез, но нет идеи, как эмпирически их проверить. То есть пока еще слишком много спекулятивности. Почему я говорю о пути? Потому что нашу концепцию пока нельзя назвать теорией — это взгляд, парадигма [1, с.149]. В рамках нее какие-то фрагменты у нас проверены. Как показывает опыт, это эвристичная парадигма — она обладает предсказательной силой. Ко мне периодически обращаются исследователи, которые на базе наших идей проводили эксперименты и получили подтверждение нашим взглядам. Это радует. Однако много сложностей. Даже микроизменения дизайна эксперимента могут давать разные результаты. Это может быть какая-то мелочь — сдвиг на миллисекунды времени предъявления стимула, и результат может измениться на противоположный.

Вы не раз говорили, что построенная теория сознания может и должна быть полезна для общества: на основе сформулированных законов работы сознания нужно выстраивать социальные отношения. Какие законы сознания могут лечь в основу построения социальных институтов?

Речь о том, что социальные системы построены таким образом, что заботятся лишь о желудке, организме. Сегодняшняя социальная система не направлена на то, чтобы адекватно развивать сознание. С одной стороны, сознание консервативно, поэтому необходимы системы, которые бы поддерживали правильность позиции человека: он должен знать, что к его взглядам хорошо относятся, чтобы он не потерялся в этом мире. Отчасти эту функцию реализует семья: мол, я прощу тебе все, ведь ты мой сын. Однако это точечная, стихийная поддержка, специально разработанной системы нет. С другой стороны, нужно способствовать трансформации сознания, адекватно его изменять. Здесь важна работа системы образования, которая отнюдь не направлена на создание условий для правильной работы сознания. Сознание — самое важное из всего, что даровано человеку. Нужно изменять систему образования, но не по принципу бюрократических требований, а на основе законов, которые обеспечивают комфортную работу сознания. К сожалению, пока это не так. И это проблема не только нашей страны — непонимание роли сознания в жизни создает цивилизационный кризис.


Литература

1. В. М. Аллахвердов Сознание — кажущееся и реальное // Методология и история психологии. — Том 4. Выпуск 1. — 2009. С. 137–150.
2. В. М. Аллахвердов Психика и сознание в логике познания // Вестник СПбГУ. Сер. 16. Вып. 1. — 2016. С. 35–46.

Интервью подготовила Анна Солодянкина

Фото с сайта «Мозг. Вторая Вселенная»