или зарегистрируйтесь.
Если вы забыли пароль, то введите ваш e-mail, и мы отправим инструкцию по восстановлению на почту
Перед запуском цикла открытых лекций по «Новой антропологии» мы с Андреем Владимировичем Курпатовым решили побеседовать о ключевых понятиях, практической пользе и новизне его подхода в понимании человека.
Екатерина Наумова: Андрей Владимирович, быть может вопрос будет выглядеть несколько тавтологично, но все же хотелось бы прояснить, что нового Вы предлагаете в проекте «Новая антропология»?
Андрей Курпатов: Прежде всего, я надеюсь предложить слушателям собственно «антропологию», то есть науку о человеке. Четкое, насколько это возможно, научно обоснованное представление о человеке и его жизни. В конце концов, мы с вами имеем представителя некоего вида (Homo sapiens), который живет как-то. Почему же нам не создать, наконец, целостную модель этого дела? Думаю, и самому человеку целостное представление о себе было бы очень небесполезно.
В последнее время стало модно говорить о междисциплинарности, но это всегда некие попытки скрестить друг с другом разные дисциплины — социологию с культурологией, психологию с экономикой, физиологию с педагогикой и т.д. Мне это кажется странным. Вместо того, чтобы прокладывать мосты между разными научными школами и их профессиональными языками, мы должны определиться с предметом. Нет культуры самой по себе, как нет «сущности» экономики или «существа» политики — все это лишь формы жизнедеятельности человека, проявление человеческого, так сказать.
Так что сейчас мы должны понять главное, ответить на первый и наиважнейший вопрос — «Что такое человек?», а все прочее — социальность, культуру, экономику и т. д. — мы рассмотрим как производные от него, от понятого нами «человека».
Во-первых, мы планируем провести своеобразную ревизию прежних знаний о человеке, с учетом того, насколько эти представления отвечают новому, самому современному научному знанию — тем объемным нейронаучным, социально-психологическим, биологическим, этологическим и другим исследованиям, которые появляются буквально вот-вот.
Во-вторых, мы сейчас столкнулись с реальностью нового человека — «человека новейшего времени». Психика человека, формирующаяся и функционирующая в радикально изменившейся информационной среде (а произошло именно это), уже не та, что прежде. Мы наблюдаем серьезные изменения в механизмах мышления человека, а также в структуре его социальности. Все это очень важно, чтобы обходить это «новое» стороной.
Е.Н. Скажите, пожалуйста, есть ли взаимосвязь между Вашей разработкой практической методологии мышления и «Новой антропологией»?
А.К. Метод — это то, с чего мы всегда должны начинать. Мышление, лишенное метода, это пуля со смещенным центром тяжести. Мы должны понимать инструмент, которым работаем. Нам необходимо знать его специфику и ограничения. Так что в некотором смысле возможность строить здание «новой антропологии» обеспечено как раз имеющейся у нас методологией мышления.
С другой стороны, если вы хотите разобраться в методологии мышления, вам необходимо понимать того, кто в вас мыслит. Поэтому я рассматриваю «Новую антропологию» как своего рода необходимое дополнение к методологии мышления.
Общее заблуждение состоит в том, что «мы думаем». Но как показывают современные исследования в области нейронаук, думаем не «мы», а думает наш мозг — сам по себе, в некотором смысле, независимо от «нас». А «мы», наши представления о «себе», наше сознательное «я», и наш мозг — это не одно и то же.
Е.Н. Сможет ли каждый из слушателей, посетивший курс по «Новой антропологии», применить полученные знания в повседневной и профессиональной жизни?
А.К. В этом я совершенно уверен. Тысячелетиями главной проблемой человека был окружающий его мир. Мы находились в постоянной борьбе за выживание, мы боролись с миром за свою жизнь, за качество своей жизни. Но современные технологии и общий прогресс цивилизации изменили эту ситуацию в корне. У нас остался единственный враг — мы сами.
Это не шутка. Мы не знаем, что с собой делать, чем наполнить собственную жизнь, как справиться с противоречивыми желаниями, искушениями и стрессами, которые, кстати, порождает сама же наша психика. Мы свой собственный враг! Но можно ли это изменить, не понимая собственной природы, не зная механизмов работы собственной психики, не идентифицируя корректно факторы общественной, социальной и культурной жизни? Сомневаюсь.
Знание о человеке нужно нам, чтобы преодолеть бессмысленность собственного существования. Нам необходимо понимание того, что движет другими людьми и как с ними взаимодействовать. Мы должны осознать, что такое наши «ценности» и «установки», понять, как мы принимаем решения и чего хотим на самом деле.
Е.Н. Есть ли что-то общее между Вашим проектом «Новая антропология» и тем, чем занимается Александр Глебович Невзоров, не как медийная персона, а как ученый?
А.К. С Александром Глебовичем нас связывают теплые дружеские отношения, в основе которых, как я думаю, лежит наше общее с ним понимание природы человека и, отсюда, понимание того, чем этот «человек» занят, а еще точнее — что он, этот человек, так сказать, «творит».
Не буду скрывать, что я искренне восхищаюсь строгостью и глубиной мышления Александра Глебовича. Хотя понимаю, что для многих он именно «медийная персона» (как, впрочем, и я, наверное), и у них нет возможности лично убедиться в этом.
Причем, я почти уверен, что во многом эта строгость и глубина мышления Александра Глебовича является как раз результатом его огромной и кропотливой работы ученого, тщательно отпрепарировавшего существо по имени «хомо». И тут, наверное, следует поставить знак копирайта — так Александр Глебович называет «человека».
Е.Н. Андрей Владимирович, можно узнать, как Вы сами определяете человека? Меня интересует авторское определение, что-то вроде визитной карточки «Новой антропологии».
А.К. Георгий Петрович Щедровицкий как-то сказал, что «определения — это гробики для мысли», и я не могу с этим не согласиться. «Определения» не работают, если речь, конечно, не идет об искусственном языке, где все знаки строго взаимоопределены.
Мы имеем некий феномен — в нашем случае это «человек». Его пытаются объяснять: для биологов и этологов — он животное, для идеалистов и теологов он — некая душа, для этнографов — представитель культуры, для культурологов — производитель и потребитель культурных ценностей, для экономистов — «экономический субъект», для политологов — электорат и т.д., и т.п. На мой взгляд, это совершенно тупиковый подход.
Поэтому исходить мы должны из того, что нет никакого эфемерного «человека», а есть мозг человека, который что-то делает или не делает в зависимости от обстоятельств.
Соответственно, наша задача состоит в том, чтобы понять: что мозг человека может или не может, почему он что-то делает или не делает, каковы обстоятельства, которые его к этому побуждают, и, наконец, какую выгоду мы можем из этого знания извлечь. Ну или, например, как нам жить, зная все это?
Е.Н. Можете ли Вы немного рассказать о Вашем детище — интеллектуальном кластере «Игры разума»? Почему Вы его создали, как мыслите его будущее?
А.К. О нем сложно рассказать «немного», потому что одно только перечисление наших активностей, мероприятий и резидентов займет слишком много времени. Но если говорить в целом о задумке, то она проста — в нашем замечательном городе умному человеку некуда податься, чтобы столкнуться с другим умным человеком. Хорошие места есть, но их инфраструктура не дает тебе почувствовать себя в среде «своих». В «Играх» же все продумано так, чтобы посетители не просто начали «сталкиваться» друг с другом, но и могли комфортно общаться, делать совместные проекты, с толком и удовольствием проводить время. Время своей жизни. Все условия для этого созданы.
Е.Н. Как соведущая курса лекций по «Новой антропологии» знаю, что он имеет и философскую составляющую. Расскажите о Ваших взаимоотношениях с философией, какую роль философия играет в Вашей жизни?
А.К. Честно говоря, я очень близок к позиции Витгенштейна, который считал большинство философских вопросов досадными языковыми недоразумениями.
С другой стороны, я не знаю, какая другая дисциплина могла заставить меня двадцать пять лет назад начать задумываться, ставить вопросы, учиться находить на них ответы. Но я точно знаю и другое: философия, лишенная объективно-научного основания, игнорирующая знание о действительной природе человека, — это никому не нужная схоластика.
Сейчас, мне кажется, настало то время, когда наука может предоставить философии факты, а философия может предоставить науке способы реконструкции реальности — некую, если можно так выразиться, многовариантность организации сложных интеллектуальных объектов.
Надеюсь, что мы с вами, Екатерина Игоревна, этим путем и пойдем, работая над курсом: я со стороны научных фактов и методологии мышления, вы — со стороны философии и философии науки. Запланировано 16 лекций: первая половина в этом полугодии, вторая половина — с сентября. Так что работы много. Но я уверен, что это хороший профессиональный вызов и важное дело для каждого участника наших лекционных встреч.
Зарегистрироваться на первую лекцию цикла «Новая антропология»