Полнословие: SOS! Страдание. Часть 1

«— Нет, дорогой Иван, — ответил Сократ, — я хочу сказать только то, что мы должны осторожнее пользоваться словами, если хотим, чтобы нас понимали правильно...
— И чтобы мы сами правильно понимали жизнь, — добавил Полемарх, утвердительно покачивая головой».

Андрей Курпатов «Способы думать»

Для слов не существует возрастного ценза, лицензию на них получать не нужно и справку от врача никто не требует. Минздрав не предупреждает, Роспотребнадзор бездействует. Это раньше «Солнце останавливали словом,/Словом разрушали города», а из-за неосторожно брошенного — вызывали на дуэль. Теперь опасность миновала, слова постепенно сбросили лишние килограммы смысла, стали лёгкими и безопасными — как воздушные шарики. Представьте себе дуэль на воздушных шариках. Безопасно, мило и совершенно бессмысленно. Поймите меня правильно (©), я не призываю «разрушать города» или вернуть в обиход дуэли. Я, вслед за Андреем Владимировичем, призываю «осторожнее пользоваться словами». А для этого нужно снова сделать их «опасными» — вернуть им силу, придать вес, зарядить пониманием. Изменить реальность можно только тогда, когда ворочаешь не языком, а смыслами. Особенно это касается слов из группы риска. Вопреки известному «жопа есть, а слова нет», эти слова как раз присутствуют: и в словарях, и в общем употреблении. Но вот «пощупать» их никак нельзя, у каждого оно своё, какое угодно. Любому дураку понятно, что такое, скажем, «любовь», «дружба», «счастье», «искренность», «справедливость». У остальных они вызывают вопросы: что это слово для меня значит? Что я имею в виду, когда использую его? Зачем оно мне нужно и нужно ли вообще? Поисками ответов на них — «полнословием» — я и приглашаю нас, уважаемые сообщники, заняться.

— Ты знаешь, что такое поцелуй?
— Подаришь, так буду знать. Венди не хотела его смущать. Она протянула ему наперсток.
— Хочешь, я тебе тоже подарю поцелуй? — сказал Питер. Венди слегка наклонилась к нему.
— Если ты хочешь... Питер оторвал от своей курточки желудь, который служил ему пуговицей, и протянул Венди.

Д. Барри «Питер Пэн»

Начнём с «сострадания». Вообще сострадание — это такая безусловная добродетель, нечто само собой разумеющееся: если ты хоть раз его испытал, то знаешь, что это такое. Если же оно тебе чуждо, то объяснять бесполезно. Моя мама, например, уверена, что сострадания мне очень не хватает. Мне же совершенно очевидно, что мама не права. Но ещё более очевидно, что под «состраданием» мы с ней понимаем совершенно разные вещи.

Или вот Дарья Королёва пишет: «Мы не умеем сострадать отчасти потому, что в нашей культуре сильно преувеличено страдание». То есть (понимаю я), своего страдания так много, что чужое «уже не лезет» — «срабатывает механизм защиты». Тогда выходит, что сострадание заключается в заботе о себе, о преуменьшении своего страдания. Для этого в нашей культуре есть другое слово — «эгоизм». И потом, если ты преуменьшаешь своё страдание, чтобы наполниться чужим, то это уже сострадание? Или снова преувеличение страдания? Дарья возразит мне, что я неправильно её поняла... Вот и я о том же.

К тому же сейчас выросло уже поколение (и не одно), которое не сталкивалось с «преувеличенным страданием»: репрессиями, масштабными войнами. Но сострадательней они не стали. Наоборот: многие ещё более старательно избегают этого неприятного ощущения, этого «негатива», по которым они подразумевают страдание другого человека (людей). Поэтому пора провести некоторую переоценку этой ценности, пока её не уценили окончательно.

К замечательному комментарию Дарьи я вернусь чуть позже, а пока поскребу по чужим сусекам.

«Великого физика Нильса Бора однажды спросили, как можно понять глубокие парадоксы квантовой теории. Ответ, сказал Бор, заключается в том, как вы определите слово «понять». 

М. Каку «Будущее разума»

Согласно словарям,


 
— Хорошо, вот мы имеем «другого человека», у которого горе или несчастье. Это может быть любой несчастный? Или к одному испытываем «жалость», «сочувствие», «участие», а к другому — нет? К голодным детям, например, в Африке — испытываем? К маньяку? К тёще, которая всегда вами недовольна? К конкуренту?

— А к любому горю или несчастью? А если этот «другой», скажем, страшно страдает из-за того, что от него ушла жена. А он её так любил, так любил, подтверждая народную мудрость «бьёт, значит, любит»?

Ладно, а если и человек хороший, и страдание у него правильное, то что же всё-таки такое мы при этом испытываем? И зачем? Приставка намекает на нечто совместное: «соучастие в боли и страдании другого человека» (Философский энциклопедический словарь 2010).

Или вот Сэмюэл Смайлс о том же, но более образно: «Сочувствуя, мы переходим в душевное состояние другого; мы как бы выселяемся из самих себя, чтобы поселиться в душу другого человека».

(Невольно вспоминается Васисуалий Лоханкин с его «я к вам пришёл на веки поселиться». Кстати, и правда: «на веки» или временно? И кто в это время «живёт» в самих нас?)

Человек, как известно, стремится к удовольствию и избегает неудовольствия. Совместное страдание — источник удовольствия разве что для мазохистов.



Иоанн Дамаскин: «сострадание — неудовольствие, испытываемое по поводу чужих несчастий». Спиноза: «сострадание» — «неудовольствие, возникшее вследствие вреда, полученного другим». Ницше: «Состраданием ещё увеличивается и усложняется убыль в силе, наносимая жизни страданием. Само страдание делается заразительным через сострадание». Цвейг: «...малодушное и сентиментальное, оно, в сущности, не что иное, как нетерпение сердца, спешащего поскорее избавиться от тягостного ощущения при виде чужого несчастья; это не сострадание, а лишь инстинктивное желание оградить свой покой от страданий ближнего». Может, действительно тогда «обзавестись тряпками и заткнуть ими все щели»?

«— Я о милосердии говорю, — объяснил свои слова Воланд, не спуская с Маргариты огненного глаза. — Иногда совершенно неожиданно и коварно оно проникает в самые узенькие щелки».

Здесь возникает вопрос, является ли сострадание «встроенной» функцией или багом. Если функцией, если «эту звезду зажгли», то, возможно, она необходима, она — звезда путеводная и, погасив её, мы потеряем важный ориентир.

«На языке нейрофизиологии сочувствие — это не образное выражение, а вполне реальное. Оно обусловлено способностью человека реально переживать воображаемые ситуации и ощущения, например те, которые описывает ему собеседник. Несмотря на "воображаемость" ситуации, в мозге слушателя возникает вполне реальное возбуждение тех самых нейронов, которые возбудились бы, случись подобное с ним самим» (А.Марков «Обезьяны, нейроны и душа»).



Речь идёт, как мы уже догадались, о зеркальных нейронах. «Сначала мы обнаружили зеркальные нейроны среди клеток, отвечающих за хватательные движения. А потом — в клетках, отвечающих за улыбку и за выражение грусти...», — говорит Марко Якобони, нейропсихолог и автор книги «Отражаясь в людях: почему мы понимаем друг друга». «Наличие этой системы в головном мозге предполагает, что эволюция снабдила нас механизмом, позволяющим нам понимать друг друга наипростейшим образом».

Зеркальные нейроны способствуют пониманию, обучению через имитацию, устанавливанию контактов с другими людьми в обществе — штукам в хозяйстве «социальных животных» полезным и приятным. Вот если бы ещё то же самое, но «с перламутровыми пуговицами» — то есть, без «сострадания»... Может, это такой ненужный «побочный эффект»? Понимать — да, но страдать-то при этом обязательно? Или всё же есть в этом практическая польза?

Например, такая: «Чаще всего сострадание — это способность увидеть в чужих несчастьях свои собственные, это — предчувствие бедствий, которые могут постигнуть и нас. Мы помогаем людям, чтобы они в свою очередь помогли нам; таким образом, наши услуги сводятся просто к благодеяниям, которые мы загодя оказываем самим себе». (Ларошфуко)

«Сам ты должен страдать, чтобы люди тебе сострадали».

Гораций

Или катарсис по Аристотелю, в целях не столько эстетических, сколько лечебных: трагедия «при помощи сострадания и страха производит катарсис подобных ... аффектов» («Поэтика», VI). Своего рода психологическое очищение. Правда, научными данными теория катарсиса не подтверждается.

Можно пойти от обратного: антоним к «состраданию», в отличие от многочисленных синонимов, по преимуществу один: «жестокость». Так, может, «сострадание», эта способность чувствовать горе и несчастье другого человека, своего рода ограничитель, защита от присущей человеку как таковому агрессии? Может, поэтому сострадание «есть главнейший и, может быть, единственный закон бытия всего человечества» (Ф.М. Достоевский) и «основа всей морали» (А. Шопенгауэр)? И если раздать его, чтобы всем хватило, то придёт добрый Мирумир, и мы все будем жить дружно, как завещал великий кот Леопольд?

Если это и ограничитель, то весьма ненадёжный, как и все эмоции. И с очень небольшой зоной действия. Страдание одного человека (преимущественно знакомого, родного или любимого) для него — трагедия, страдание миллионов — статистика (сами знаете, кто сказал). И вообще, неужели нам так уж необходимо отрицательное подкрепление, этот кнут в виде сострадания, чтобы не причинять боль и страдание окружающим нас отдельным человекам?

Итак, у нас есть сострадание как аффективная реакция на страдание другого человека. Это такая встроенная опция, благодаря которой у нас есть возможность «запеленговать» другого человека. Можно ли его увидеть, «засечь» не вооружённым состраданием взглядом? А если можно, станем ли мы это делать? А если станем, то зачем?

Фоторобот: У сострадания глаза большие и грустные, близорукие. Складка в уголках губ — горькая. Склонно к депрессии и необдуманным, импульсивным поступкам. Одежда: часто с чужого плеча, пахнет нафталином. Работает под прикрытие благих намерений.

Сострадание в состоянии аффекта — ощущение, как мы выяснили, неприятное, от которого естественным образом тянет избавиться. И здесь варианты:

Вариант 1. Отвернуться, пройти мимо: «обзавестись тряпками и заткнуть ими все щели». Штука хорошая, потому что страданий показывают много, и в жизни, и в телевизоре, предохранители перегорают, есть риск погружения во мрак депрессии. С другой стороны, «занавесив» таким образом свои зеркальные нейроны, лишаешь себя контакта с другими: «Сумев отгородиться от людей,/я от себя хочу отгородиться». И таки отгораживаешься до полного своего исчезновения, потому что когда «я — это только я», то меня нет вовсе«.

Вариант 2. Реактивное сострадание — «отзеркаливание». Умножение страдания по Ницше. Отзеркалить отзеркалили, а что делать с этим дальше — неизвестно. «Бедный, несчастный, как ты страдаешь, как я тебе сочувствую». Легитимация страдания другого: действительно, это повод для страдания, да, справиться с этим тебе не под силу. И одновременно оправдание себя в подобной ситуации, своей беспомощности.

Вариант 3. Попытка избавить от страдания другого как способ не испытывать это неприятное чувство самому. Это помощь не другому, а себе — с соответствующим результатом. Другому может стать легче, но в качестве побочного эффекта. В этом случае сострадание может быть недальновидно (избавиться здесь и сейчас) и принести больше вреда, чем пользы (например, дать дозу наркоману, чтоб не мучился, бедняжка).

Да, похоже, что в нашей культуре преувеличено не столько страдание, сколько сострадание — его значение.




Комментарий к комментарию

Возвращаюсь к комментарию Дарьи, который в кратком изложении выглядит следующим образом:

Многие люди в нашей стране столкнулись с утратой (войны, репрессии). Из-за неправильной системы (отсутствие единой службы, профессиональной психологической помощи) эти утраты (травмы) не проработаны должным образом. Из-за этого в свою очередь такой человек не может качественно, адекватно сопереживать другому человеку, в частности из-за сработавшего механизма защиты (от дополнительного страдания).

Таким образом, для решения проблемы необходимо систему изменить. Но если никто ничего не меняет, значит, не видит в этом проблемы. Или не считает возможным что-то изменить. И вот в этом я и вижу проблему. Из-за того, что утраты были так многочисленны на протяжении долгого времени, этот частный вид страдания (а также и другие) стал своего рода нормой. Более того, развился некий культ страдания: потребность (привычка?адаптация?) чувствовать себя жертвой. Национальный modus operandi: Бог терпел и нам велел. Потому что это снимает ответственность: от меня ничего не зависит, иначе нельзя, да, откровенно говоря, уже и не хочется: пусть зона, но комфорта. «Если мы страдаем, значит, мы неправильно думаем»: неправильно думаем, что страдание обязательно и неизбежно. А, значит, неизбежно оправдываем его наличие и ничего не пытаемся сделать. И сострадание в таком случае — не решение, а усугубление проблемы — преувеличение страдания. С другой стороны, решение — другой способ думать — не имеет ничего общего с состраданием.

Так нужно ли оно вообще? Или сострадание — рудимент, некогда бывший полноценным представителем органов безопасности, силой (природы) принуждавший нас творить добро (или, на худой конец, не причинять зла) другим? Можем ли мы справиться сами, силой, допустим, мысли?

Продолжение следует. Во второй части:

•  хладнокровное сострадание,
• Нирвана первой и второй свежести,
• чудеса акробатики
•  это переходит все границы!

Полный комментарий Дарьи, за который ей большое спасибо.