СОЦИАЛЬНАЯ PR-ИНЖЕНЕРИЯ: МИССИЯ НЕВЫПОЛНИМА?

В 90-е годы в России профессии пиарщика учили по известной книге Сэма Блэка «Паблик рилейшнз. Что это такое?», изданной огромным тиражом в 65 000 экземпляров. Книга начиналась пассажем о том, что целью PR является «достижение взаимопонимания, основанного на правде, знании и полной информированности» [1. С. 13] и заканчивалась извлечениями из профессионального кодекса чести пирщика (т.н. Лиссабонского кодекса 1978 г.). В последующих переизданиях книг Блэка содержание обыкновенно обрамлялась предисловиями или послесловиями, объяснявшими читателю, что идеалистические определения сущности профессии пиарщика нынче безнадежно устарели и нуждаются в коррекции.

В этих навязчивых исправлениях авторского текста, а вместе с ним и самой цели PR-деятельности, проявляется внутренне раздвоение всех, кто имеет отношение к модной профессии. С одной стороны, эта шизофреническая расщепленность питается иллюзиями о творческом характере занятия. С другой стороны, как доходчиво объяснил еще герой пелевинского «Generation P», творчество не следует путать с «креативностью» как с заказной клиентской фантазией, воображением по утвержденному прайсу.

Часть сознания среднестатистического студента-пиарщика обращена к светлой стороне силы и оперирует молодежными представлениями о мире, который ждет новостей и позитивных изменений. Другая часть доверчиво впитывает уроки истинных профессионалов – штатных вузовских теоретиков или «успешных практиков». Такие уроки Питер Слотердайк назвал бы сентенциями «цинического разума»: «жизнь – это видовая конкуренция», «клиент всегда прав», «всё имеет свою цену» и т. п. Циническая мудрость профессионалов сводится к одному универсальному совету – выбросить из головы прекраснодушные иллюзии и мечты, оставить творческие игрушки и заняться, наконец, карьерой, заработком и беспринципным обслуживанием платежеспособной клиентуры.

Симптоматично, что в кинематографе или литературе (например в книге и фильме «99 франков») пиарщик – это обыкновенно отрицательный персонаж: пройдоха, лгун, мошенник. Негативные коннотации смягчают лишь присутствие у персонажа чувства юмора, легкая самокритичность и извиняющая его роль винтика в намного более разрушительной социальной машине: фирме, корпорации, органе власти…

Когда действующий пиарщик сталкивается со своим медийным отражением, он тоже с удовольствием присоединяется к «критической» оценке: ведь именно такое психологическое дистанцирование позволяет избежать окончательной объективации встроенного в отчуждающие агрегаты субъекта. Проще говоря, нашу инструментальную функцию и статус сменной детали в политэкономической матрице компенсирует регулярное высмеивание принципов её работы.

Так, в «Чуме фантазий» Славой Жижек обращает внимание на различные ритуалы этого воображаемого отстранения, связывая механизмы новой идеологии с использованием маски «живого субъекта» и поз критического дистанцирования или иронического осмеяния: «для того, чтобы беспрепятственно управлять обществом, идеологии нужно сохранять дистанцию от самой себя: чтобы идеология сохраняла свое влияние на нас, мы должны чувствовать, что ее контроль над нами не безграничен» [2. С. 148].^.

Важно заметить, что в цинических истинах нашего времени, вроде «хочешь жить – умей вертеться», действительно есть горький привкус разочарования и толика рефлексии. Так проявляется остаточная фрустрация стандартного конформиста в виду непочетной сдачи идеалистической позиции «не прогибаться под изменчивый мир». В конфликтной для самооценки ситуации субъект исправляет не положение вещей и не характеристики личности, но «устаревшие» представления о социальных идеалах. Для классиков PR был наукой и искусством «гармонизации общественных отношений» (Эдвард Бернейз), основанных на «взаимопонимании и правде»? Что ж, значит, классики ошибались!

Таким образом «несовременный» идеализм Сэма Блэка говорит нам не о сроке годности книжных определений, но только о (не)актуальности настоящего положения дел. В известном фильме «Назад в будущее» доктор Браун рисовал линии альтернативных версий будущего и настоящего – нормальных для их обитателей, но при этом все равно кривых и неправильных. С восприятием классики в любом новомодном издании послепостмодерна – та же самая проблема. Сегодня любой студент-первокурсник твердо уверен, что уроки жизни и профессии совпадают в научении эффективным методам купли-продажи, «относительно честного» отъема денег у населения и т.п. Связи с общественностью в такой проекции – это именно манипуляция общественным мнением, информационная коррупция, сравнительно законное мошенничество. С какой бы задачей мы сегодня ни столкнулись, нас всегда проконсультирует меркантильный циник на тему: как все устроено на грязной рекламной, политической или медийной кухне. Всё там якобы схвачено, куплено, инсценировано – ведь психологией раба управляет иллюзия, что господин полностью контролирует процесс, держит в руках все ключи и нити.

Между тем, в условиях нарастания критической массы старых и новых социальных конфликтов вопрос гармонизации общественных отношений все так же остро актуален. Развивающаяся структура информационного общества и прогрессирующие медийные технологии позволяют усилить запрос о «полной информированности», открытости и честности всех субъектов PR-коммуникации. Парадоксальным образом сегодня именно «профессия будущего» (как привычно рекламируют связи с общественностью абитуриентам) отличается интеллектуальной слабостью и моральной консервативностью. Готовый продукт университетского дискурса – вузовский выпускник – это неспособный к настоящим преобразованиям приспобленец. Полвека назад (в 1966 году) в бюллетене «Студенты Франции» был опубликован ситуационистский памфлет «О нищете студенческой жизни». Сегодня, в ситуации дальнейшей деградации образовательных институтов, каждая строчка памфлета отзывается еще громче:

«Студент – временная роль, которая готовит индивидуума к принятию окончательной роли позитивного и консервативного элемента функционирования рыночной системы (…) В то время как непрерывно возрастающая часть молодежи как можно раньше освобождаются от моральных предрассудков и власти семьи, чтобы скорее вступить в трудовую жизнь, безответственный и послушный студент изо всех сил цепляется за свое «затяжное младенчество». И хотя его бесконечный юношеский кризис предписывает иногда противиться семье, студент безропотно принимает тот факт, что с ним обращаются как с ребенком различные учреждения, которые управляют повседневной жизнью». [3. С. 4-5].

Сегодняшний студент – это продукт цинического разума с набором узкоспециальных компетенций, исключающих навыки самостоятельного анализа и способности творческого воображения. Его «научная работа» – буферное копирование чужих текстов. Пресловутая «креативность» проявляется в изыскании способов пополнения отчетного портфолио и зарабатывания фиктивных оценок и виртуальных бонусов. Жизненный интерес определяется карьерой. Система категорий – это переведенный на молодежный арго словарь рыночной экономики и поп-культуры. Но что там с фундаментальной функцией образования, если уж миссия PR-профессии так неисправимо устарела? Похоже, что в этой версии современности миссия полностью провалена.

На выбор: сохранить, перезагрузиться, попробовать пройти снова…

Литература:

1. Блэк С. Паблик рилейшнз. Что это такое? М.: Агентство печати «Новости», 1990. – 240 с.
2. Жижек С. Чума фантазий. Харьков: «Гуманитарный центр», 2014. – 388 с.
3. Ситуационистский Интернационал. О нищете студенческой жизни. М.: Гилея (Час Ч), 2012. – 96 с.